Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]

И откуда вас взяли?
Вы летите, озорны и легки!
Равнодушным и вялым
Здесь не встать на коньки.

И летают мохнато
Свитера, как шмели.
Карапузы! Гиганты!
Здесь девчонки смелы!

Звон, движение, смех…
Две улыбки навстречу…
В электричестве снег…
— Это вы? Добрый вечер! —

И мальчишку заносит,
Он заносчив и нов.
Завтра тихо он спросит,
Что такое любовь.

Где-то ждущая мама,
Укоризненны ее шаги.
А луна — керосиновая лампа
В сказках стынущей Бабы-Яги.

Грусть любите, храните!
Грусть — рожденье мечты,
Жажда в людях, в граните
Чистоты, красоты!

Грусть моя — это отрочество,
Вызревание чувств.
Грусть моя — это творчество,
Мой ван-гоговский куст!

Случилось милой школьнице
По-женски полюбить.
Ах, девочка-ровесница,
Что делать нам? Как быть?

Зависима от матери,
Учителей, подруг,
Призвания и будущих
Дорог, разлук,

Скучала ты и плакала.
Мучительно светла,
Взаимная и чистая,
Была любовь, была!

И не забыть то раннее,
Во мне живет оно,
Как наизусть зачитанное
Татьянино письмо.

Прижаться удивленно
К ее груди, губам.
Трепетно, влюбленно
Внимать ее словам.

Читать ее, как книгу,
Как лучшую из книг.
И мять ее, как глину,
Чтоб новый мир возник.

Крутить баранку МАЗа,
Лететь во звездный мрак
Царственно, чумазо,
Как Геракл.

Строить гидростанции,
Словно пишешь стансы.
И пусть летит твой свет
До городов, планет.

Во всем пусть страшно хочется!
Во всем дерзки, чисты
Увлеченность, творчество,
Жажда красоты!

Мне было восемь лет,
Когда я вдруг постиг:
В глазах моих весь свет
Исчезнет, как возник…

То было за обедом.
Смеялись брат и мать.
Я плакал и при этом
Не смел им все сказать.

Не смерть страшна, не смерть.
А мысль о ней страшна.
Еще страшней: не сметь
Возникнуть, как весна.

И будет день, и будет свет,
И небо голубого дня,
И люди — миллионы лет,
Но это без меня.

В детстве далеком, как горы,
В детстве прозрачной мечты
Я прожил лучшие годы,
Видел я лучшие сны.

Облако плыло на запад.
Облако плыло в лучах.
Янтарный сосновый запах
Пылал в белых печах.

Солнце светило впервые.
Меж сосен сквозь синеву
Я видел в тропинках Россию,
В бегущих огнях Москву.

В часы внимательных уроков
Смотрю я прямо ей в глаза.
В окне холодно и далёко,
За облаками небеса…

И лес осенний, лес дремучий,
Под солнцем сочный, золотой.
Она меня чему-то учит,
Как словом, чистой красотой.

Когда зимой, сугробы выстроя,
Кружась, летит слепой буран,
Она, озябшая и быстрая,
Войдет и улыбнется нам.

Когда весною все растенья
Еще прозрачны и чисты,
Она стеяняется растерянно
Своей высокой красоты.

Она стоит и с нами строго
О Маяковском говорит,
О Ленине читает строки,
Лицо прекрасное горит…

Бабье лето — радостно и больно.
Небо, журавли, года летят.
Женщины торопятся по бонам,
Женщины тропинками спешат,
Полные любви к кому-то, ласки,
Полные невысказанных слов.
В рощах полыхают листья-краски.
В мире голубом свежо, светло.

Женщины спешат, смеясь и плача,
Жизнь торопят с нежной жаждой жить.
Будущее зреет в муках счастья.
Будущее женщинам вспоить.
Выказать ему так много ласки,
Высказать ему так много слов…
В рощах полыхают листья-краски.
В мире голубом свежо, светло.

                  1
День, как айсберг, высокий и синий.
        Золотые леса!
Мне и грустно, и дивно, Россия.
Я в тебя устремляю глаза.

Там над Волгой стремительно-долго
        Журавли, журавли!
И в закат с вековою тревогой
Полыхают в лесах Жигули.
                 2
Может, мне лучшей доли не надо —
        В руки меч, на коня!
Звук мечей, словно песня, отрада
И влечет, и волнует меня.

Хорошо мне до грусти и странно.
        Неужели не жил?
В пору древнюю утром рано
По росе не пахал, не косил?
                   3
Помню день. Вся в сиянии света
        Ты встречала меня!
        Ах, наверно, поэта
Сотворила улыбка твоя.

Было счастье, юное, древнее,
И тревога в певучей крови!
Красный дерн в роще ив за деревнею,
Тайна первой любви.

                    1
Я снова в той глуши, где с юных лет
       Грустил и радовался жизни,
Рос, чувством постигая путь моей отчизны,
       Неведомо, в душе своей, поэт.
Грустил? О чем? О небе голубом
За синей цепью гор… В сиянье золотом
Россия беспредельно простиралась,
И мысль моя понять ее старалась.
Река, бесшумно ширясь, льется без конца.
Вода — как свежий вырез старого свинца…
Грустил — так значит, я умел любить.
Грустил — так значит, я хотел полнее жить.
                    2
Под небом голубым амурская лагуна.
Песок хрустальный, слой воды — тепло и юно!
         Волной изваянные волны
Хрустального песка, по ним блуждают челны
Улиток. Мир уютный, как будто для детей!
        Вода пронизана отрезками лучей,
Как стайки рыб серебряным стремленьем.
        И снова вспоминаю с упоеньем…
Как было все чудесно: воду пил, как лоси,
И заплывал в сиянье, беспредельность плеса.
        И неподвижно лежа на спине,
Я плыл, я плыл, река меня несла, несла,
И белая громада туч в небесной вышине
        Меня влекла, влекла…
                     3
    Высок утес. Сижу в лучах закатных.
    Внизу Амур. Закат — разлитый кадмий.
    Меж нами города и небосклоны,
    И люди, судьбы — сотни, миллионы…
    В них столько мыслей и мечты.
О, как бы я хотел со всеми быть на «ты»
И говорить легко и просто, как с тобой,
Всем передать закат лилово-золотой,
Как грусть мою, и думать, и смеяться!
     Всем, всем желаю в жизни счастья.
Мигают маяки — навстречу им огни.
     Сейчас, как никогда сильней
И голос Революции, и путь моей страны
Звучат, как реквием, звучат, как гимн, во мне.

Плывет ли где под ветками серебряный карась,
Стоят ли золотые сосны, шелушась,
Струится ли вода, и галька там на дне —
Все это в сизой дымке, как во сне.
В осоке сом зелено-синий и икринки.
Что амфоры, таинственны кувшинки.